© Авторские права защищены. при цитировании ссылка на ресурс обязательна. Производство web-мастерской "Сад камней". Для писем
В прошлых выпусках
"Феномен Путина", 11 августа 2010 г.
"Отношение к приватизации: идеологический водораздел", 8 августа 2010 г. >>>
"Оппозиция большевизируется", 3 августа 2010 г. >>
Время, общество, человек
ИДЕОЛОГИЯ РОССИЙСКОГО КОНСЕРВАТИЗМА
Про изъяны политической системы у нас говорят не только на страницах прозападной либеральной прессы, и возможно, это является признаком того, что «подмороженная» на десять лет Россия начинает оттаивать. И что же мы имеем в этой политической системе? Мы имеем самый пестрый сброд под знаменами "оппозиции", причем значительная часть этой "оппозиции" вообще находится в маргинальном состоянии,- все это последствия 90-х годов, вызвавших сильное разочарование в обществе из-за катастрофических социальных результатов и абсолютной несостоятельности западных институтов на российской почве.
Мы имеем довольно сильный центр, на вершине которого сидит господин Путин, являющийся персонально и властью, и партией. Как и всякий центр, Путин пытается примирить идеологию западничества с некими элементами национальной самобытности. Но чествовать Гайдара (пытаясь реабилитировать в глазах общественного мнения его реформы), одновременно объявляя эти реформы "величайшей геополитической катастрофой" - это плохой компромисс. В течение десяти лет обществу было не до идеологии, поэтому оно на это противоречие внимания не обращало.
У нас отсутствует другой фланг в политической системе - подлинно национальная идеология. Речь идет об идеологии, которая во всем цивилизованном мире именуется консервативной, и здесь необходимо небольшое лирическое отступление. В полном соответствии с диалектической логикой, всякое развитие, в том числе развитие человеческого общества знаменует собой последовательное чередование периодов изменений (реформаций или революций), сменяющихся периодами консервации полученных изменений. Социальная система – довольно сложный конгломерат, внутри которого одновременно присутствует и хаос, и порядок (диссипативные структуры Пригожина), поэтому изменения (в биологии они называются мутациями) являются результатами очень многих факторов, и далеко не всегда полученные новые состояния общества являются жизнеспособными. Поэтому период консервации является закономерным способом проверить жизнеспособность этих состояний. Говоря упрощенно, перестраивали дом – нужно остановиться и пожить в нем, чтобы понять, удобна ли перестройка, не развалится ли здание после ремонта и так далее.
Развитие, в отличие от хаотических изменений, всегда содержит в себе накопление получаемых знаний и опыта, развитие только тогда является таковым, когда включает в себя все предыдущие периоды. На основе этого опыта, с опорой на проверенные временем, всем предыдущем развитием элементы и строится идеология консерватизма. Внутри каждой нации консерваторы – это люди, являющиеся приверженцами базовых, фундаментальных национальных ценностей. При этом они могут быть совершенно разными – для американской нации консерваторы – это прежде всего сторонники свободы личности и приоритетности прав гражданина перед правами государства. Для китайцев, исповедующих философию Конфуция, все с точностью до наоборот.
Период реформ 90-х годов породил в России большую путаницу в политической терминологии – в перестроечный период «консерваторами» называли сторонников базовых коммунистических идеалов, и это было неверно, поскольку банкротство этих идеалов было очевидно всем.
Потом, использующие заемные идеи, наши либералы-западники предприняли безуспешные попытки распространить американскую консервативную идеологию, или идеологию «правых». в российской среде, а поскольку она является в основном либеральной, то и наши неофиты свободы тоже стали именовать себя «правыми». И это было не более чем пропагандистской фигурой, потому что «правыми» или консерваторами в России являются методологически так называемые «государственники» или «державники», но отнюдь не либералы. Наши либералы, начиная от второй половины XIX века, и заканчивая большевиками, всегда были левыми. Нынешнее либеральное движение является по сути, в том числе по методам действия, необольшевистским.
Поскольку обозначенные стереотипы слишком хорошо прописались в массовом сознании, то «право-левую» терминологию нет смысла использовать, чтобы окончательно не запутать вопрос. Лучше все же сторонников фундаментальных российских ценностей, на которых и базируется национальная идеология, именовать «консерваторами», благо это понятие еще не скомпрометировано так, как это случилось с «либерализмом» и «демократией».
Принято считать, что раз сегодня не сформулирована национальная идея, то и национальная идеология отсутствует. Точнее было бы сказать, что идеология есть, но нет политических структур, которые взяли бы на себя труд стать ее выразителями и распространителями. Если уж употреблять общепринятую в мире символику, то демократы у нас есть (они же "космополиты", они же "либералы", они же "общечеловеки", партии перечислять нет смысла), центристы у нас есть (это не только «Единая Россия», но и псевдо-оппозиция в Госдуме), но у нас нет консерваторов.
«Единая Россия», впрочем, объявила, что является приверженцем консерватизма: господин Грызлов, по-видимому, ничтоже сумняшеся, ставит знак равенства между «политическим консерватизмом», который чаще всего означает отсталость, косность, ретроградство либо отсутствие каких-либо новых идей, и «российским консерватизмом», которое означает возвращение или приверженность базовым национальным социо-культурным ценностям.
Какой могла бы быть идеология российского консерватизма? Безусловно, чтобы сформулировать ее в окончательном виде, нужна общенациональная дискуссия – и она уже идет как ожесточенная полемика, в которой крайними полюсами являются стремления как полностью перейти на западный опыт социального строительства, так и полностью отринуть его, оставаясь во всем самобытными.
Крайности всегда неверны. Если китайский опыт мы не можем использовать, потому что не набрать такого количества китайцев в России, то европейский опыт мы не можем использовать по сходной причине – и предыдущее двадцатилетие это подтвердило.
Но и «третьего пути» как абсолютно не учитывающего ни Европу, ни Азию, не существует. Мало того, если мы посмотрим внимательно на наши базовые ценности, которые были сформулированы до нас в работах наших мыслителей и классиков национальной литературы, то увидим отсутствие непримиримых противоречий между нашими ценностями и, например, европейскими.
Нравственный императив русского общества
Базовой ценностью для русских является собственно сама Россия. Чтобы в полной мере понять основные черты этого феномена, необходимо осознать, что разделяет Россию и Запад. Если проследить дискуссии, которые сегодня ведутся в форумном и блоггерном экспертном сообществе по этому вопросу, то точкой отсчета несомненно является отношение к свободе. Общеизвестен краеугольный камень в западной идеологической системе ценностей – личность по определению свободна и ее права приоритетны по сравнению с правами государства.
К сожалению, распространен расхожий стереотип, принятый на вооружение крайними «западниками», в соответствии с которым для русских свобода личности традиционно не является приоритетом, и что в крови у них «рабская психология», или более корректно – добровольное самоограничение из-за боязни брать ответственность за принятые решения на себя. Если упростить – на Западе-де граждане, пользуясь свободами, самоуправляются сами, а русские делегируют право управления ими государству. Или того хуже – авторитарной власти.
Как все стереотипы, и эти штампы, разумеется, неверны, и в лучшем случае отражают крайне поверхностный и неграмотный взгляд на русский национальный характер. Стремление к свободе личности является имманентной чертой характера любого народа, оно составляет коренное отличие человека от животного. В наибольшей степени это отражено в христианской религии, которую часто называют в связи с этим «апологией свободы», поэтому подозревать, что американский, например, народ это стремление в себе содержит, а какой-нибудь другой народ нет – значит быть националистом или расистом.
Не вызывает возражений и тот довод, что ничем не ограниченной свободы личности не бывает. Именно поэтому мы можем утверждать, что различия в ценностной системе Запада и России не в отношении к свободе (здесь различий нет), а в том, что, как и в какой степени эту свободу должно ограничивать.
Безусловно, что первым ограничителем является само общество, и главным социальным институтом, который выполняет эту функцию, является религия, как носительница и охранительница морально-нравственных норм. В силу особенностей исторического развития в России всегда доминировала одна религия – православная (оставляем пока за скобками так называемых «иноверцев»), в то время как США всегда были поликонфессиональной страной. В силу этого, признавая, что данный от Бога нравственный закон выше прав личности, русские и американцы делали различные выводы из этого.
Нравственный закон выше свободы, как бы говорит американец, но во имя свободы я волен это признать или нет, независимо от этого я продолжаю оставаться американцем.
Нравственный закон выше, говорит русский. Но признавая это, я остаюсь русским, не признавая – перестаю им быть.
Американское общество в силу присутствия в нем разных религиозно-нравственных структур, является толерантным; русское общество в силу присутствия в нем одной православной религии является императивным. Именно это коренное отличие служит своеобразной точкой отсчета, благодаря которой следующие связанные с ней отношения расходятся еще больше. Эта точка отсчета предопределяет совершенно различный тип мессианства русских и американцев (несомненно, обе нации – пассионарны), и разный тип государства, как инструмента реализации коренных национальных интересов.
И это еще не все. Само содержание нравственного закона тоже является различным. В хорошо известной работе М. Вебера достаточно подробно исследована протестантская этика, сравнительному анализу «русской идеи» и европейской ценностной системы посвящены многие работы русских философов, в частности, Н. Бердяева и других. Наша задача скромнее, мы обращаем внимание лишь на некоторые основные элементы, имеющие значение для современной консервативной идеологии.
Одна из всеобъемлющих нравственных норм – это идея сопричастности, которая лежит в основе русского понимания принципа социальной справедливости. Идея сопричастности означает, что в максималистском приближении никто не может быть счастлив, никто не может быть удовлетворен и доволен жизнью, если рядом есть люди несчастливые, бедствующие, нуждающиеся в помощи. Никто не имеет права «ходить веселыми ногами во дни народных бедствий» - вот главный императив, пронизывающий православную культуру русского общества и доминирующий в его этике. В наибольшей степени эта этика нашла отражение в творчестве Ф.М. Достоевского с его знаменитым императивом о «слезе ребенка»; западному обществу этот императив чужд.
Попытки свести идею социальной справедливости к уравнительной идее показали ошибочность такого подхода и русский народ заплатил высокую цену за это заблуждение в годы большевистского террора. Пресловутое «все поделить» лишь извращает идею социальной справедливости, также как и «раздал все состояние нищим, а сам ушел в монастырь»- всего лишь яркий образ, а не практическое руководство к действию. Идея социальной справедливости предполагает, что функция общественного служения, «служения миру» имеет форму долженствования и должна присутствовать в каждом даже частном деле.
Проблема национальной идентификации
Апеллируя к великой русской культуре, Достоевскому, Бердяеву, Толстому, Ильину и так далее, мы должны понимать, что русский народ, его национальное самосознание в XIX веке и в нынешнем – это две большие разницы. Популярный одно время лозунг о том, что вернуться в «Россию, которую мы потеряли» - неосуществим.
Двадцатый век для России был временем катастрофических изменений в национальном самосознании, коренной ломки системы ценностей; именно поэтому сейчас, в начале двадцать первого века мы испытываем серьезную проблему национальной самоидентификации. Как рассматривать пресловутый «советский период»? Рассматривать ли «советский народ» неудавшейся общностью, несостоявшимся проектом, но что делать с носителями советских ценностей, коих на постсоветском пространстве – все еще большинство? Как быть с так называемыми новыми нациями? В концов концов, русские – это кто?
А.И. Солженицын в своем известном политическом завещании «Как нам обустроить Россию?», отвечая на этот вопрос, приводит достаточно консервативный подход, который служил фундаментом национального строительства вплоть до революции 1917 года, а именно: русским народом именуются великороссы, малороссы (украинцы) и белорусы – все это единый народ. Мало того, это объединение никогда не было расистским по своему содержанию объединением по крови, но всегда – по культурно-ценностным основаниям. Именно поэтому все так называемые малые народы и народности, всегда проживающие среди великороссов и неразрывно связанные с ними единой по сути культурой – все они также относились к единому народу, в среде которого каждая национальная особенность находила возможность для автономного развития. А. И. Солженицы прав и в том, что народ, проживающий на просторах Северного Казахстана сильно отличается от тех казахов, которые населяют южные казахские области: такие же территории мы можем найти и в других местах постсоветского пространства.
Но это парадигма позапрошлого столетия, и выстраивая национальную политику, большевики ее сильно видоизменили. В своей концепции «новой исторической общности – советский народ», они взвалили на свои плечи не столько решение узкоклассовых задач (как они это везде провозглашали, объявляя приоритет классовых интересов над национальными), сколько обеспечение источников для дальнейшего национального развития. То, что классовая борьба – всего лишь механизм для мобилизации всех национальных ресурсов обновления, стало окончательно ясно после того, как идея мировой революции потеряла свою актуальность и к власти пришел И. Сталин. Выдвинув идею «строительства социализма в одной, отдельно взятой стране», Сталин вначале уравнял в правах классовую идею и национальную, а впоследствии (не на словах, а на деле) полностью подчинил классовые интересы национальным. В послереволюционный период обновлению подверглись все этажи национального самосознания, в первую очередь его краеугольный камень – православная религия, которая уступила место вере в коммунизм; значительно обновилась этика, социальная психология, нормы морали и нравственности – и все это во имя сохранения в девственной неприкосновенности главного – осознания мессианской исторической роли русского народа (который теперь выступал в одежде советского народа), несущего свет истины всем народам Земли.
Надо отдавать себе отчет еще и в том, что идеология, закрепленная в официальной коммунистической доктрине, в значительной степени не совпадала в советский период ни с реальным мировоззрением русского народа, ни тем более с мироощущением отдельных социальных групп – особенно крестьянства и интеллигенции. Поэтому советский народ никогда не был идеологически чистым, и никогда полностью не разделял коммунистическую доктрину. Тем не менее, она на него повлияла.
Сегодня совершенно очевидно, что проблему самоидентификации не решить, если не принять за основу положение, в соответствии с которым нынешний российский народ, советский народ, и российский «дореволюционный» народ – это один и тот же народ. Советский период во многом был периодом трагических заблуждений, которые подвигли народ к достойным раскаяния событиям – в этом периоде есть чем гордиться, и есть явления, которых приходится стыдиться. Нынешние русские ни от чего не должны отказываться, ничего не предавать забвению, не впадая ни в голое отрицание прошлого – это участь отщепенцев; ни в безудержное восхваление его. И чтобы избежать неизбежной терминологической путаницы, лучше всего применять понятие не «русский народа», а «российский народ».
Такой подход решает и проблему этнических границ – российский народ вбирает в себя многих из тех, кто живет за пределами российского государства, и включает в себя многих представителей других национальностей, но приобщенных к русской культуре, неразрывно связанных с нею, всех тех, кто сегодня относит себя к так называемым «русскоязычным». Они могут быть гражданами другого государства, но это наши соотечественники в том смысле, что являются детьми одного и того Отечества.
Искусственно разделенный народ, разделенный корыстными национальными элитами, паразитирующими на этом разделении и даже вражде, должен опять соединиться как минимум в одном культурном пространстве. «Русскоязычные всех стран, соединяйтесь!» - вот главный национальный лозунг российского народа.
Консервативная политическая программа
Пора сделать кое-какие выводы.1. Безусловно, что центральной идеологемой в концепции российского консервативного мышления является «российский народ». Не электорат, не население, не «дорогие россияне», не респонденты социологического опроса. И даже не бизнесмены, крестьяне, чиновники, молодежь… Народ, как нечто единое, как субъект истории, обладающий целостным мировосприятием, национальным характером и самосознанием. В границах нынешнего российского государства этот народ не помещается, в настоящее время он разделен между несколькими государствами, что не отменяет общность социальных, культурных и других интересов.Партия, принявшая на вооружение консервативную идеологию, обязана защиту этих интересов поставить во главу угла внутренней политики; отличие консервативного подхода от коммунистического и социал-демократического состоит в том, что народ не рассматривается как масса «людей труда» и классовый подход в данном случае игнорируется. Консервативная партия должна формировать национальную элиту, которую могут составить лучшие представители интеллигенции, бизнеса, государственных служащих по совокупности своих заслуг перед Россией.Политика «собирания народа» не может не содержать меры по поддержке соотечественников как в ближнем, так и дальнем зарубежье. Через сеть неправительственных фондов и общественных организаций должна оказываться помощь в развитии культуры, получении образования; российское государство может и обязано оказывать куда более действенную помощь тем соотечественникам, которые решать вернуться на Родину, соотечественники также должны иметь право учиться на так называемых бюджетных местах в российских вузах, должны быть предусмотрены и другие меры.2. Любая политическая сила должна позиционировать себя на российском идеологическом небосклоне, как от печки танцуя от так называемой «революции» 1991 года, и ключевого события революционного десятилетия – приватизации государственной собственности. Если последовательно отстаивать интересы народа, то придется признать, что именно народ оказался фактически ограбленным в ходе этой приватизации – накопленное предыдущими поколениями достояние перешло в руки далеко не лучших представителей нации.Отношение к приватизации должно быть пересмотрено и оценено как вопиющее нарушение принципа социальной справедливости. Для исправления итогов «реформы» должен быть создан особый трибунал, который бы пересмотрел все сколь-нибудь значащие сделки приватизации и определил бы размер налога в виде акций предприятий, который должны уплатить «прихватизаторы». Из поступлений этого налога должен быть образован неправительственный внебюджетный фонд, из которого будут выплачиваться добавки к пенсиям и пособия на детей3. За последние сто лет Россия дважды переживала коренную ломку социальных отношений, всякий раз сопровождающуюся разрушением механизмов формирования национальной элиты. Поэтому воссоздание таких механизмов – главная задача консервативного движения. Для того, чтобы призвать к активности лучшие национальные силы, существует только один способ – развитие самоуправления. С воссоздания земства предполагал начать возрождение России и А.И. Солженицын.Основным направлением перестройки политической системы должно стать усиление власти на местах; из представителей регионов в результате всеобщих выборов – по два от каждого – должен составляться Совет Федерации, к которому должны перейти от президента все вопросы государственного строительства, основ внутренней и внешней политики.Налоговая система должны измениться таким образом, чтобы местные бюджеты имели средства для решения всех насущных вопросов.4. Долгое время опору российского государства составляло дворянство – сословие, для которого служба государству составляло основной смысл существования. Хотя дворянство постоянно пополняло бюрократический аппарат, оно никогда не идентифицировалось с чиновничеством полностью: дворянство было сословием, чиновничество – функцией.В советский период дворянство как класс было уничтожено, и бюрократия стала самодовлеющей силой, к нашему времени вышедшей из под контроля общества. Результатом стала коррупция, которая не только наносит ущерб интересам народа, но и угрожает развитию нации.Основой антикоррупционной политики должны стать меры контроля за расходами и доходами чиновников. Чиновник, замеченный в получении доходов неизвестного происхождения, даже если закон не позволяет его обвинить в коррупции, должен навсегда лишаться доверия и права занимать любые государственные должности с соответствующим лишением государственной пенсии и всех льготБезусловно, очень неполные черты консервативной политики можно найти в программах некоторых политических партий; чаще всего они носят популистский неконкретный характер. Соединившая их в одном документе партия могла бы получить определение «консервативная» и занять положенное ей место в политической структуре российского государства.
Владимир Вольвач
Мнения о публикации можно присылать на сайт E-Mail: soboranin2005@yandex.ru, они будут опубликованы.
Зонтик для российского форпоста
14/08/2010 Пока по миру бродит экономический кризис, а Соединенные Штаты заняты Ираком и Афганистаном, Россия спешит укрепить свое присутствие на постсоветском пространстве. >>
 |  Жизнь налаживается Уверенность россиян в том, что кризис закончился, растет |
| |
